Day: February 23, 2024

«Какой-то Пушкин убит, его мчат на почтовых в рогоже и соломе, прости господи, – как собаку».

«Назначенный для отпевания храм, Исаакиевский собор, тайно переменили, ночью перенесли тело в церковь на Конюшенную.

«Жандармы заполнили ту горницу, где мы молились об умершем, нас оцепили, – пишет поэт Жуковский, который безотлучно находился при умиравшем поэте и после его смерти, – и мы, так сказать, под стражей, проводили тело до церкви».

Над Пушкиным пропели заупокой в присутствии десятка ближайших друзей и отряда жандармов…

По воспоминаниям современников, утром 1 февраля 1837 года толпы приглашенных на отпевание и тех, кто пришёл отдать последний долг поэту, нашли двери Исаакиевского собора запертыми. Но народ всегда всё узнает неведомыми путями. Людская молва распространила известие о том, где на самом деле стоит гроб, и утром площадь вокруг церкви Спаса на Конюшенной площади (пишет современник) «представляла собой сплошной ковёр из человеческих голов». Именно из голов: мужчины стояли без шапок. Это и были его настоящие читатели. Им не дали возможности по-христиански проводить поэта. В храм пускали только по билетам. Там, следует предполагать, пребывала блестящая публика, вся знать. Там, возможно, присутствовали многие из тех, кто травил Пушкина сплетнями. Его любопытствующие палачи.

 Кончилось отпевание, и люди перед церковью увидели только, как гроб был вынесен из церкви и поспешно перетащен в соседние ворота, в заупокойный подвал…«Всё мелькнуло перед нами на один только миг», – написал потом студент-очевидец. Студентам университета, кстати, строго запретили покидать занятия в тот день. Проводить поэта народу не дали, боясь беспорядков. Люди не находили себе места от горя, жаждали отплатить за нанесённую им обиду, плакали. Это было национальное негодование, равное, может быть, гневу во время нашествия Наполеона. Власти, помнившие бунт декабристов, тщательно скрывали, где поэт будет похоронен.

3 февраля 1837 года, в полночь, тело Пушкина тайно увезли в соседнюю псковскую губернию, в простой телеге без кузова, называемой «дроги»; гроб, обёрнутый грубой рогожей, был попросту завален соломой… Впереди скакал жандарм. Сзади гроба ехал вместе с почтальоном назначенный властями «старый друг» из дворян, ничем крамольным себя не запятнавший, общий знакомец А. И. Тургенев. На дрогах, у гроба, весь путь по морозу просидел Никита Козлов, верный слуга Пушкина, состоявший при нём от колыбели. «Смотреть было больно, как он убивался, – писал впоследствии сопровождающий жандарм. – Не отходил почти от гроба: не ест, не пьёт». Неподалеку от Петербурга одна петербурженка, проездом увидев на почтовой станции странную процессию, спросила у какого-то крестьянина, что это такое.

– А бог его знает что! Вишь, какой-то Пушкин убит, его мчат на почтовых в рогоже и соломе, прости господи, – как собаку.

Сопровождавший гроб Тургенев, остановившись во Пскове и приехав прямо к губернатору на вечеринку, привёз ему письмо с поручением от Бенкендорфа о воле «государя императора, чтобы вы воспретили всякое особенное изъявление, всякую встречу, одним словом, всякую церемонию, кроме того, что обыкновенно по нашему церковному обряду исполняется при погребении тела дворянина. К сему не излишним считаю, что отпевание тела уже совершено».

5 февраля, в темноте, в седьмом часу вечера, гроб с телом поэта наконец доставили в Святогорский монастырь. Почти сутки рыли в мерзлой земле могилу (с помощью крестьян) – и они же, крепостные, вместе с Никитой Козловым вынесли на плечах гроб и схоронили Пушкина – это было уже 6 февраля. Надо сказать, что панихиду всё-таки отслужили. «Немногие плакали, – пишет А.И. Тургенев, – я бросил горсть земли, выронил несколько слёз… Предложили мне ехать в Михайловское. …Мы вошли в домик поэта, где он прожил свою ссылку и написал лучшие стихи свои. Всё пусто. Дворник, жена его плакали».

Л.С.,Петрушевская