Парламент Грузии принял нашумевший закон об иностранных агентах, вызвавший шквал осуждения со стороны США и Европы, который грозит разорвать крепнущие связи Тбилиси с Западом. Но подобные громкие оценки затрудняют понимание как сути самого закона, так и причин, по которым правящая партия “Грузинская мечта” столь упрямо его продвигает — несмотря на жесткую внутреннюю оппозицию. Этот тот случай, когда лекарство намного хуже самой болезни: попытки наказать Грузию не только не помогают продвижению демократии, но и рискуют ускорить дрейф страны в сторону России вместо того, чтобы его сдержать.
Принятый в новой редакции закон “О прозрачности иностранного влияния” регулирует деятельность отечественных неправительственных организаций (НПО). В прошлом году он был отложен из-за массовых протестов и давления Запада. Всего в стране зарегистрированы тысячи таких организаций, и, как сообщается, до 90% их финансирования поступает из иностранных источников. Основная часть этих группировок получает средства из ЕС и США — и это усиливает опасения, что грузинская политика формируется за счет западных денежных вливаний, которыми накачиваются местные НПО. Масштабы происходящего и беспристрастность решения предполагаемой проблемы — серьезные вопросы, которые могут и должны обсуждаться в грузинском гражданском обществе. Однако нет никаких сомнений в том, что в компетенцию демократически избранного правительства входит регулирование деятельности НПО, финансируемых из-за рубежа, и введение ограничений при необходимости.
Законопроект требует от НПО, получающих свыше 20% своего финансирования из-за границы, регистрироваться как “организации, действующие в интересах иностранной державы” и выполнять определенные требования финансовой отчетности — в противном случае им грозят крупные штрафы. Критики утверждают, что эти положения ложатся тяжким бременем на свободу слова. Да, гражданскому обществу Грузии предстоит тщательно взвесить отказ от иностранного влияния против самоограничения законных форм политического выражения, но ничто не предвещает, что эти положения действительно нарушают конституцию Грузии. Даже Саломе Зурабишвили — президент страны и громкий критик законопроекта — не привела никаких аргументов в пользу того, что этот законопроект незаконен или выходит за рамки юрисдикции демократически избранного правительства Грузии.
Не менее ошибочны попытки подать совершенно легальное требование прозрачности как “закон российского образца”, “вдохновленный Кремлем” или, как выразилась сама Зурабишвили, “российский по самой своей сути”. Помимо России десятки стран, включая Индию, Францию и Австралию, юридически ограничивают иностранное влияние, и в грузинском законе нет ничего исконно российского. Более того, ЕС угрожает грузинским законодателям карами за принятый закон — при том, что Европейская комиссия разрабатывает собственную директиву об “иностранных агентах”. Это обнажает разительное несоответствие между риторикой Запада и его действиями.
Хотя этот закон вполне совместим с грузинской демократией и не является откровенно пророссийским, западные лидеры уже вводят против “Грузинской мечты” суровые и обширные карательные меры. Госсекретарь Энтони Блинкен объявил о новых ограничениях в отношении “лиц, повинных в подрыве демократии в Грузии или ему потворствующих, а также членов их семей” — добавив, что в преддверии октябрьских парламентских выборов в Грузии на рассмотрении находятся дальнейшие санкции. Внесенный в Сенат в конце мая законопроект поставит США на путь явной конфронтации с правительством Грузии, которое обвиняется в “нелиберальном развороте” и “политике соглашательства с Россией”.
Группа стран ЕС требует еще более масштабных карательных мер, вплоть до приостановки безвизового режима. Чиновники ЕС, со своей стороны, предупредили, что закон поставит под угрозу перспективы вступления Грузии в ЕС — давнюю цель подавляющего большинства грузин — несмотря на то, что нигде не оговорено, что положения об НПО в принципе несовместимы с законами ЕС.
Хотя сам закон ни в коей мере не пророссийский, резкий отклик Запада, как ни парадоксально, льет воду на мельницу Москвы. Российско-грузинская война 2008 года закрепила потерю Тбилиси северных регионов Абхазии и Южной Осетии — или почти пятой части международно признанной территории Грузии. С тех пор Тбилиси выстраивает осторожную и тонкую внешнюю политику, пытаясь уравновесить западную интеграцию с насущным императивом избежать еще одной разрушительной войны с Россией. Это отражает чаяния грузинского народа, который в подавляющем большинстве хочет решить вопрос о статусе Абхазии путем переговоров, а не силой.
С начала российской спецоперации на Украине в 2022 году грузинские должностные лица придерживались сдержанного нейтралитета, категорически отвергая, по собственному признанию, просьбы Киева открыть “второй фронт” против России. Критика закона об иностранном влиянии представляется с этого ракурса кульминацией недовольства Запада и Украины упрямством, с которым Грузия отстаивает свой пассивный нейтралитет по отношению к России. Но даже такого рода возмездие, не говоря уже о более глубоких карательных мерах, предусмотренных в законопроекте Сената, отнюдь не стимулируют “Грузинскую мечту” изменить курс в отношении России. Наоборот, они лишь подтверждают подозрения премьер-министра Грузии Ираклия Кобахидзе, что Запад втягивает Грузию в открытый конфликт с Россией. Если западные угрозы расправы зайдут достаточно далеко, нетрудно себе представить, что чиновники “Грузинской мечты” предпримут дополнительные шаги по нормализации отношений с Россией, чтобы противодействовать Западу. Российское издание “Коммерсантъ” с хорошими политическими связями уже предвидело пространство для потенциального компромисса между Москвой и Тбилиси, по которому Абхазия реинтегрируется в состав Грузии в рамках конфедеративного соглашения. Эти слухи о готовящемся урегулировании стали настолько громкими, что властям Абхазии недавно пришлось их прокомментировать. Это должно встревожить западных поборников стратегии максимального давления на “Грузинскую мечту”.
Жесткие попытки Запада надавить на грузинских законодателей, чтобы те откатили назад принятые меры и заняли более конфронтационную позицию против России, не только неэффективны и даже контрпродуктивны, но и, по иронии судьбы, добавляют убедительности стремлению “Грузинской мечты” ограничить иностранное влияние во внутренней политике страны. В самом деле, попытки группы более крупных и гораздо более богатых стран наложить вето на возможности правительства Грузии регулировать деятельность НПО на собственной территории противоречат основным принципам государственного суверенитета и самоопределения. Еще больше вопросов вызывает вмешательство великих держав с целью не допустить принятия закона, который ограничит их способность косвенно формировать внутреннюю политику другой страны. Это предполагает определенный цинизм и своекорыстный интерес, который идет вразрез тому духу демократии, которыми якобы диктуется сопротивление Запада этому закону.
Грузинский законопроект об НПО — это не вызов Западу, и не декларация близости к России. В действительности “Грузинская мечта” отнюдь не отказалась от намерений вступить в ЕС в долгосрочной перспективе и по-прежнему стремится сотрудничать с США и ЕС по широкому спектру экономических и политических тем и вопросов безопасности. Попытки некоторых лидеров США и ЕС преподнести закон как некий цивилизационный выбор между деспотизмом российского образца и западной либеральной демократией искажают его содержание, превратно толкуют глубинные намерения грузинского правительства и, если считать их политическим выводом, рискуют облегчить то самое грузинско-российское сближение, что они якобы призваны предотвратить.