Categories
Russia News

“Победителю достается все”. После выборов Франция повисла на волоске


Французский электорат и большинство политических партий гарантировали, что праворадикальное “Национальное объединение” Марин Ле Пен к власти не придет — как минимум до следующих президентских выборов, которые состоятся в апреле 2027 года.

Однако они также поставили и другой вопрос ребром: получит ли Франция деятельное правительство или нет? Перспектива дальнейшего упадка государственного управления и политической стабильности одной из важнейших союзниц США должна глубоко встревожить американскую элиту. Не говоря уже о том, что это чревато последствиями для ЕС и НАТО.

Партии, заключившие соглашение в воскресенье 7 июля перед вторым туром парламентских выборов, сходятся лишь в одном: не допустить к власти “Национальное объединение”. В остальном они яростно грызлись друг с другом все минувшее десятилетие. Причем это касается не только левого “Народного фронта” и либерально-центристской коалиции “Вместе за Республику”, но и двух основных партий самого “Народного фронта”.

Необходимо отметить (поскольку основные СМИ этот момент полностью замалчивают), что, став лишь третьим по числу мандатов, “Национальное объединение” заняло первое место по числу голосов, причем с серьезным перевесом: 37% против 26% у “Народного фронта” и 24% у блока Макрона. Таким образом об исходе президентских выборов 2027 года остается лишь гадать.

Несоответствие между тем, как проголосовали избиратели и как распределились места в парламенте на этих выборах, — лишь более мягкий вариант британской системы простого большинства, действующей по принципу “победителю достается все”. Это благодаря ей лейбористы получили подавляющий перевес в парламенте (63% мест), набрав примерно те же 33,7% голосов, что и на выборах 2019 года. Консерваторы (23,7% голосов) проиграли не столько лейбористам, сколько правой партии “Реформа Соединенного Королевства”, набравшей 14% голосов — переманив их как раз у Тори. Иными словами, как во Франции, так и в Великобритании наметилась тенденция: электорат тяготеет к крайне правым позициям.

Таким образом из 577 мест во французском парламенте “Народный фронт” получил 182, блок Макрона — 163, Ле Пен и ее союзники — 143, а республиканцы — 68. Это означает не только то, что ни одна партия или даже коалиция не получила решительного перевеса, но и что единственное возможное коалиционное правительство большинства — это союз “Народного фронта” с блоком Макрона.

Если бы “Народный фронт” всецело состоял из социалистов-центристов во главе с Рафаэлем Глюксманном, это бы еще сработало. Но крупнейшая партия в блоке — это радикально-левая “Непокоренная Франция” Жана-Люка Меланшона. По ряду экономических, социальных и культурных вопросов Меланшон также может рассчитывать на поддержку “Зеленых”. Помимо прочего, они категорически выступают против мер по ограничению иммиграции — именно этот вопрос привел к взлету партии Ле Пен.

Французские центристы же и к Меланшону, и к “Зеленым” относятся брезгливо, даже с нотками ужаса, что уступает по силе лишь их чувствам к Ле Пен. Поэтому неясно, кого в будущем французская элита будет бояться больше, если центр не сможет выигрывать выборы самостоятельно.

До недавних пор Меланшон был враждебно настроен не только к программе Макрона, но и к большей части планов Глюксманна. Причем это касается как внешней политики, так и сферы безопасности. “Непокоренная Франция” и “Национальное объединение”, при всех принципиальных разногласиях, — обе идут путем де Голля и призывают Францию к выходу из единого военного командования НАТО. “Непокоренная Франция” также выступает за компромиссный мир на Украине.

В этом отношении она также гораздо ближе к Ле Пен, чем к союзникам-социалистам, которые решительно поддерживают Киев. “Национальное объединение” осудило российскую спецоперацию, но при этом выступило против наращивания помощи Киеву. А стремление основной части партийцев к миру на Украине — секрет Полишинеля.

Что же касается Европейского союза, то “Непокоренная Франция” воспринимает его не так категорично, как “Национальное собрание”, но все же глубоко сомневается и враждебно смотрит на экономическую либерализацию и открытые границы. Таким образом, рост радикальных партий правого и левого толка — дурная весть как для усиления европейской интеграции, так и для дальнейшего расширения ЕС (а, возможно, даже смертный приговор). Так, сторонники Ле Пен, с которыми мне довелось общаться, открыто заявляют о принципиальном несогласии с членством Украины в ЕС — по их словам, это приведет к катастрофе для сельского хозяйства Франции.

“Непокоренная Франция” — единственная из партий, которая резко раскритиковала войну Израиля в Газе и ратует за немедленное признание палестинского государства. За это она подверглась яростным нападкам со стороны других партий, вплоть до соратников-социалистов. Демонстрации в поддержку Палестины, в том числе с участием “Непокоренной Франции”, правительство Макрона запретило — их разгоняет полиция.

Как лидер главной партии в крупнейшем парламентском блоке, Меланшон потребовал право впервые сформировать правительство. Однако это предложение незамедлительно отвергли — причем как блок Макрона, так и союзники-социалисты.

Так что похоже, что в краткосрочной перспективе нынешнее правительство макроновского назначенца премьер-министра Габриэля Аттала продолжит выполнять свои функции на временной основе — опять же, с одобрения Макрона. Одновременно продолжатся попытки сколотить работоспособную коалицию. И если судить по другим европейским странам, то понятие “краткосрочная перспектива” весьма растяжимо, а срок этот может оказаться весьма продолжительным. В 2023–2024 годах Нидерландам потребовалось целых 223 дня, чтобы сформировать новое коалиционное правительство, а в 2021 году — все девять месяцев.

Причина всё та же, что и во Франции: партийная раздробленность вкупе со стремлением не допустить к власти радикальных правых. Голландцы неплохо справлялись под властью временного правительства, но Франция — страна гораздо более влиятельная, а ее население гораздо менее устойчиво.

Что же касается внешней политики и политики безопасности, то исход парламентских выборов технически не имеет значения, поскольку в конституции Пятой республики, созданной де Голлем, эта область политики остается прерогативой президента, независимо от большинства в парламенте и партийной принадлежности премьера и кабинета министров. И если президенту Макрону не придется принимать действительно судьбоносных решений, то все будет как обычно до 2027 года — в том числе и так называемое политическое “сожительство”. Даже принципиально враждебные друг другу президент и парламентское большинство смогут ужиться, пока не нагрянет внутренний кризис, который потребует решительных действий.

“В ближайшие три года c французским государством все будет хорошо, если оно не будет ничего предпринимать”, — сказал мне один мой французский приятель.

Однако нужны недюжинная смелость и непреклонный оптимизм, чтобы рассчитывать, что в ближайшие три года Францию и Европу не настигнут серьезные кризисы. Разумеется, украинский конфликт продолжается, и если Трамп переизберется в ноябре, то появится риск, что Вашингтон потребует компромисса и пригрозит свернуть поддержку.

К моему великому удивлению, близкие Макрону представители парижской элиты сказали, как будто бы даже с претензией на искренность, что в этом случае Франция и ЕС смогут благополучно поддерживать Украину и без участия США. Хотя ведущие немецкие аналитики сочли это бредом.

Мои собеседники из французской элиты также сообщили мне, что в самом крайнем случае Париж должен быть готов реализовать предложение Макрона и отправить на Украину войска. Это кажется уже даже не бредом, а форменным безумием — ведь против этой идеи выступает целых три четверти французского электората, основная часть вооруженных сил, а также “Непокоренная Франция” и “Национальное объединение”. Партия Ле Пен даже заявила, что в вопросе отправки французских войск за границу конституционные полномочия президента не действуют.

Если Макрон решится на такой шаг, он рискует не только усугубить украинский конфликт, но и усилить революционный политический кризис в собственной стране. Но, опять же, если мы что-то и узнали о Макроне за последние семь лет — так это то, что он авантюрист до мозга костей и риска не страшится.