Однополярный порядок в мире, возникший с распадом Советского Союза, наделил Америку огромной неконтролируемой властью. Соединенные Штаты стали первой страной в истории, у которой не было равных или близких конкурентов. Они стали единственным государством, имеющим влияние во всех регионах мира, и единственным, кто бесспорно доминировал в окружающем их пространстве. К 1992 году США были, пожалуй, самой могущественной страной на всех крупных мировых театрах военных действий.
Для американских чиновников естественным искушением стало использовать этот момент для расширения глобального влияния Америки. Опьяненный властью, Вашингтон упорно расширял НАТО на Восточную Европу, не обращая внимания на обеспокоенность России по поводу вторжения Запада в свое окружение. Соединенные Штаты навязали всем свою приверженность экономической открытости, продавив создание Всемирной торговой организации в 1995 году, несмотря на потенциальную угрозу, которую введенное в ВТО принудительное урегулирование споров представляло для национального суверенитета государств-членов. Вашингтон также поддержал членство Китая в организации в 2001 году. В глазах американских политиков эта экспансионистская кампания была полезна не только для США, но и для всего мира. Вашингтон, как и все гегемоны, убедил себя в том, что создаваемый им мировой порядок предпочтительнее всех остальных в глобальном плане. Соединенные Штаты начали стремиться к тому, что исследователь международных отношений Арнольд Уолферс (Arnold Wolfers) назвал “целями создания среды”, или целями, призванными заставить мир лучше соответствовать ценностям одной-единственной страны.
В 1990-е годы и в первое десятилетие XXI века еще можно было оправдывать такие подходы. Когда власть в значительной степени сконцентрирована в руках одного государства-гегемона, победы и неудачи доминирующего субъекта часто разделяются всеми остальными. Благосостояние гегемона обязательно несет в себе некоторую меру благополучия для других членов международной системы, а его крах влечет за собой крах всей системы. Именно поэтому в своей Стратегии национальной безопасности 2002 года администрация Джорджа Буша могла высокопарно заявить, что крупнейшие мировые державы сходятся в “единой устойчивой модели национального успеха: свободе, демократии и свободном предпринимательстве”. Эти государства, говорилось далее в документе, находились “на одной стороне, объединенные общими угрозами насилия и хаоса, создаваемыми терроризмом”.
Но по мере того, как доминирование гегемона начинает ослабевать, исчезает и эта естественная гармония интересов. Восходящие державы становятся все более недовольными своим глобальным статусом, правилами и нормами международного порядка, а также интересами и ценностями, которые этот порядок навязывает. Коллективные интересы перестают затмевать национальные. И по мере того, как ревизионистские государства набирают силу, они развивают в себе способность реализовывать свои цели. Например, в докладе 2002 года администрация Буша изобразила Китай как командного игрока, который “открывает для себя, что экономическая свобода является единственным источником национального богатства”. Но к 2017 году в Стратегии национальной безопасности США уже заявилось, что “интеграция Китая в послевоенный международный порядок” оказалась провальной, а Китай был назван “ревизионистской” державой, которая хочет “сформировать мир, противоположный ценностям и интересам Соединенных Штатов”.
Восходящие конкуренты — это не единственные ревизионисты. По мере того, как гегемон приходит в упадок, он также разочаровывается в существующем порядке. Многие из соглашений, которые он заключил на пике своего могущества, больше не имеют смысла. Например, американские политики, представляющие весь идеологический и партийный спектр, все больше разочаровываются в трансатлантическом партнерстве. В первоначальной сделке, заключенной после Второй мировой войны, Вашингтон обеспечил безопасность своим европейским союзникам и жизненно важную экономическую помощь их страдающим послевоенным экономикам. Взамен они в массе своей поддерживали Вашингтон во время холодной войны с Москвой и позволяли Соединенным Штатам проецировать власть на европейском континенте. Но как только Советский Союз распался, и Европа стала богатой, Соединенным Штатам больше не имело смысла брать на себя более 70% оборонных расходов НАТО. Альянс перестал иметь явный смысл существования.
Поэтому неудивительно, что многие американцы отворачиваются от кандидатов в президенты, которые придерживаются концепции мощной, экспансивной внешней политики. Они видят убедительные структурные причины требовать перемен. И очень многие из них поддержали кандидата, который призывает к глобальной сдержанности, сокращению расходов и отстаивании узких национальных интересов: Дональда Трампа.
Во время своего первого президентского срока Трамп доказал, что он действительно уникален среди современных американских лидеров. В отличие от любого президента до него в эпоху после 1945 года, он скептически относился к договорам и альянсам, предпочитая сотрудничеству конкуренцию. Он определял национальный интерес, не включая в него такие вещи, как распространение либеральных ценностей и военные или гуманитарные интервенции. Он не считал Соединенные Штаты “божественным покровителем” всех обиженных за рубежом. Вместо этого он переключил внимание Вашингтона на конкуренцию великих держав и восстановление глобальных силовых преимуществ США. Другими словами, он был настоящим реалистом: человеком, который избегал идеалистических и идеологических подходов к глобальным делам в пользу политики силы.
В первый срок Трампа эти реалистические импульсы приглушались, а иногда и пресекались воинственными сотрудниками системы национальной безопасности США, которые не разделяли его видение. Но, поняв, что кадры — это целая политика, Трамп больше не повторит этой ошибки. Вместо этого его следующая администрация приведет, возможно, к самой сдержанной внешней политике в современной истории Соединенных Штатов.
Проверка в реальных условиях
Республиканская партия ведет интенсивные дебаты о международных отношениях. Традиционный истеблишмент партии состоит из неоконсерваторов и тех, кто считает, что “Америка превыше всего”, и которые хотят, чтобы Соединенные Штаты осуществляли свою власть по всему миру и использовали свой военный потенциал для достижения своих целей. Например, они поддерживают массированную и продолжительную помощь США Украине как средство противостояния России. Они всем сердцем поддерживают идею администрации Байдена о том, что военная поддержка Украины представляет собой одну из форм борьбы между демократией и автократией. Напротив, Трамп и его союзники не поддерживают увеличение помощи Украине. Они не рассматривают геополитику как грандиозное идеологическое соревнование. И в отличие от неоконсерваторов, они явно предпочитают, чтобы союзники США платили за свою безопасность. В феврале, например, Трамп заявил, что позволит России добиться своего в отношении любой европейской страны, которая не тратит хотя бы два процента своего ВВП на собственную оборону. Трамп часто вспоминает вопрос одного европейского лидера: “Если мы не заплатим, и на нас нападет Россия, то вы нас защитите?” Трамп рассказывал, что он ответил так: “Нет, я бы не стал защищать вас. На самом деле, я бы посоветовал русским делать все, что они, черт возьми, хотят. Вы должны платить по своим счетам”.
Традиционный республиканский истеблишмент по-прежнему сохраняет значительную силу. Например, в руководстве партии в Сенате доминируют неоконсерваторы. Однако медленно, но верно лагерь трампистов побеждает. Наиболее очевидно это происходит на праймериз, где Трамп и поддерживаемые им кандидаты продолжают превалировать. Опросы показывают, что трампистский реализм также завоевывает сердца и умы консервативных избирателей. В недавнем опросе, проведенном Чикагским советом по международным делам (Chicago Council on Global Affairs), 53% республиканцев ответили “лучше не вмешиваться” на вопрос: “Как вы считаете, что будет лучше для будущего страны: активное участие в мировых делах или невмешательство?” Примерно столько же — 55% — заявили, что издержки перевешивают выгоды от сохранения доминирующей роли Соединенных Штатов в мире.
Большинству внешнеполитических элит, которые рассматривают мощь США как абсолютное благо, эта тенденция кажется ужасной. Но программа бывшего президента “Америка прежде всего” представляет собой интеллектуально оправданную фундаментально реалистическую программу, которая направлена на действия в национальных интересах Соединенных Штатов, а не в интересах других. Она рождается из неизбежной предпосылки: Соединенные Штаты больше не обладают той мощью, которая у них была когда-то, и сейчас они слишком распыляются. Им необходимо отделить свои фундаментальные национальные интересы от просто желательных. Они должны передать больше ответственности своим богатым союзникам. Соединенные Штаты должны перестать пытаться быть везде и заниматься всем.
Во время первого срока Трампа его реалистические инстинкты часто подавлялись его ведущими советниками по национальной безопасности. Но склонность бывшего президента к сдержанности тем не менее повлияла на его политику. Трамп избежал новых военных авантюр, начал выводить Соединенные Штаты из 20-летней оккупации Афганистана и взаимодействовать с враждебными государствами, такими как Китай, Северная Корея и Россия, способами, которые уменьшали вероятность конфликта. Он старался переложить бремя оплаты взаимной обороны на союзников, а не на американских налогоплательщиков. Он говорил жестко, чтобы оказать давление на других лидеров и умиротворить свою внутреннюю политическую и электоральную базу. Но он никогда не вел себя как неоконсервативный гегемонист. Даже когда дело касалось Ирана, страны, по отношению к которой он был наиболее агрессивен, Трамп всегда уклонялся от возможности применения значительной военной силы.
Стать свободным
Во время второго срока реалистические инстинкты Трампа найдут более полное выражение. Трамп не станет полностью поворачивать Вашингтон спиной к миру (вопреки утверждениям его оппонентов). Но он, скорее всего, откажется по крайней мере от некоторых текущих обязательств США на Большом Ближнем Востоке. Он наверняка потребует, чтобы богатые союзники в Азии и Европе платили больше за свою безопасность. И он, вероятно, сосредоточит бóльшую часть своего внимания на Пекине, концентрируясь на том, как победить Китай, избегая при этом военного конфликта и новой холодной войны.
Трамп и его союзники также говорят о необходимости стать менее зависимыми от иностранных источников энергии. Они прогнозируют, что более высокая энергетическая самодостаточность приведет к росту числа рабочих мест в США и снижению затрат на электроэнергию для американских потребителей. Став президентом, Трамп, вероятно, продолжит эту риторику, отменив многие действующие правила в энергетическом секторе, тем самым облегчив отечественным производителям добычу нефти и газа. Крайне важно, что такая политика сделает Персидский залив гораздо менее важным для Вашингтона. За последние 50 лет администрация каждого президента США была вынуждена тратить непропорционально много времени, внимания и ресурсов на Ближний Восток — в немалой степени для обеспечения потока оттуда нефти. Соединенные Штаты, которым больше не нужно это делать, будут освобождены от необходимости слишком сильно заботиться об ирано-саудовских разногласиях, и им больше не придется содержать значительное количество американских войск в регионе Персидского залива. Как показал опыт администрации Байдена, американские войска, рассредоточенные по десяткам баз в Ираке и Сирии, подвергаются риску нападения со стороны Ирана и его союзников.
Бывший президент, конечно, продолжит свою воинственную риторику по отношению к противникам Вашингтона, критикуя их акты грабежа и агрессии. Такие разговоры могут быть полезны для напоминания остальному миру о том, что Соединенные Штаты не разделяют многих ценностей с такими странами, как Китай, Иран, Россия или даже с некоторыми союзниками США, включая Саудовскую Аравию, и что даже более реалистически думающие Соединенные Штаты не будут опускаться до уровня этих стран. Трампу не следует уговаривать Америку начать новую холодную войну с Китаем или горячую войну с региональными конкурентами, такими как Иран. Администрация Трампа должна привлечь другие страны к ответственности и добиться от них самых выгодных сделок для Соединенных Штатов. Но военный конфликт или длительные периоды враждебности не отвечают ничьим интересам.
Трамп, к счастью, имеет впечатляющий опыт и умеет избегать использования военной силы США. Это происходит не потому, что он больший гуманист, чем его предшественники, а потому, что он рассматривает мировую политику скорее с геоэкономической точки зрения, чем с геостратегической, и поэтому пытается осуществлять конфликты экономическими, а не военными средствами. “Если придется, я могу вторгнуться, но только экономически”, — сказал Трамп в 2019 году, говоря об Иране и его ядерной программе. “Мы обладаем огромной экономической мощью. Если я могу решить проблемы экономически, именно этого я и хочу”.
Это мнение глубоко укоренилось во взглядах бывшего президента. Еще в 2015 году, когда весь Вашингтон находился под влиянием неограниченных лозунгов свободной торговли, Трамп предупреждал об опасности экономической зависимости, созданной за десятилетия либерализации, которая может быть использована для геополитического воздействия. (Соединенные Штаты, например, полагаются на зарубежные страны в вопросах энергетики, медицинского оборудования, полупроводников и важнейших полезных ископаемых.) Он также подчеркивал огромную власть, которой обладают Соединенные Штаты в форме тарифов, санкций, доступа к доллару и контроля над глобальными экономическими сетями. Придя в Белый дом, он использовал американскую экономическую мощь, которую обычно рассматривают как способ побудить других присоединиться к многосторонней системе свободной торговли, в том числе и как дубинку, чтобы наказать тех, кто обманывал Вашингтон в 1990-е годы и в первое десятилетие XXI века. “Мы исправляем ошибки прошлого и обеспечиваем будущее экономической справедливости и безопасности для американских рабочих, фермеров и их семей”, — заявил Трамп при подписании временного торгового соглашения с Китаем. “Это должно было случиться 25 лет назад”.
Усталый Титан
Как консервативный реалист, Трамп должен иметь ясное представление о том, что действительно важно для Вашингтона, и избегать шагов, которые могут спровоцировать военную конфронтацию. Всякий раз, когда это возможно, он должен делегировать ответственность за многие глобальные проблемы союзникам США, чтобы Америка могла сосредоточиться на своих национальных интересах.
Трамп может начать с Китая. Выстраивание с Пекином таких отношений, которые обеспечат американское процветание и не повысят вероятность войны, — это важнейшая задача, стоящая перед Соединенными Штатами. Пекин и Вашингтон борются за глобальное экономическое и политическое лидерство, и между ними существует множество горячих тем и спорных точек. Но ни одна из них не должна привести к конфликту. Главный вопрос военного противостояния — судьба Тайваня — не требует военного вмешательства США. Соединенным Штатам следует вооружать остров, чтобы он мог сдержать и, надеюсь, победить китайское вторжение. Но Тайвань не является союзником Америки, поэтому Вашингтону не следует рисковать войной с Китаем, чтобы напрямую защитить остров.
В других областях Трамп может сдерживать Китай, полагаясь, как он обычно это делает, на торговые ограничения. Инновационное использование администрацией Трампа контроля над экспортом передовых технологий стало новым инструментом силовой политики XXI века. В отличие от традиционного балансирования, при котором сила накапливается за счет оружия и союзников, чтобы компенсировать военную мощь противника, стратегия Трампа направлена на предотвращение, а не на противодействие дальнейшему подъему равного конкурента. В ближайшие годы и Соединенные Штаты, и Европа захотят, чтобы их компании избегали обмена определенными технологиями с Пекином и полагались на некитайских поставщиков в критически важных секторах, таких как телекоммуникации и инфраструктура.
Но Вашингтон может сдерживать Китай, и не развязывая полномасштабную торговую войну. Поэтому ему следует избегать введения новых тарифов, за исключением случаев, когда это является прямым ответом на китайские торговые ограничения в отношении американских товаров. Официальным лицам США также следует избегать агрессивных военных инициатив, которые могут привести к настоящей войне между двумя государствами. А в случае, если страны действительно окажутся под угрозой горячего конфликта, Соединенным Штатам следует подтолкнуть к созданию коалиции страны Индо-Тихоокеанского региона, включая Австралию, Индию, Японию, Южную Корею и Вьетнам, совокупная мощь которых примерно равна силе Китая. Эта коалиция и должна взять на себя инициативу по сдерживанию Пекина.
Что касается других противников США, Вашингтону следует принимать в этом еще меньше участия. Россия может быть опасной в военном отношении, но эта страна не представляет экзистенциальной угрозы Соединенным Штатам. Поэтому для Вашингтона нет смысла продолжать выписывать “чеки на предъявителя” Киеву, особенно когда европейские соседи Украины настолько богаты. Соединенным Штатам следует оказать существенное давление на эти страны, чтобы они начали платить за оборону Украины, особенно с учетом того, что угроза от Москвы исходит в их адрес. Вашингтону следует аналогичным образом оказать давление на Южную Корею, чтобы она взяла на себя лидерство в сдерживании своего бедного северного соседа. Соединенным Штатам нужно даже подтолкнуть своих арабских партнеров и Израиль к совместной работе по сдерживанию Ирана, чтобы Вашингтон мог вывести большую часть своих сил с Ближнего Востока.
Реальность такова, что после почти 80 лет лидерства США мир вступил в фазу перехода от гегемонистского порядка к восстановлению системы баланса сил. Как и все предыдущие такие системы, эта будет характеризоваться глобальными разногласиями, дисгармонией и конкуренцией великих держав. Сегодня несогласие с существующим порядком наиболее очевидно исходит от Китая, Ирана, Северной Кореи и России. Однако нарушение глобальной стабильности на этом переходном этапе генерируется не только растущими конкурентами, но и самим гегемоном. Чтобы предотвратить свой упадок, доминирующая держава вынуждена разрушать свою собственную систему, которую она начинает рассматривать как источник самоистощения. Эта держава все больше не желает соглашаться с субсидированием безопасности союзников и благополучия мира в целом. Она все чаще рассматривает торговую политику не с точки зрения оптимизации цен, эффективности и корпоративных прибылей, а с точки зрения того, делает ли она страну слабее или сильнее, помогает ли она рабочему классу находить и сохранять хорошо оплачиваемые рабочие места, создает ли она хорошую среду проживания или разрушает ее и приносит ли она торговый профицит или создает дефицит. Никакой гегемон, находящийся в упадке, никогда не сможет убедить мир рассуждениями о свободе торговли.
А Соединенные Штаты и стали именно таким усталым Титаном, все менее способным выполнять внешние обязательства и все менее заинтересованным в этом. Это объясняет подъем Трампа и его привлекательность для своих последователей, которые презирают то, что они считают коррумпированным правящим классом, который ставит мировое благополучие выше интересов своей страны. Это объясняет, почему его приход к власти совпадает с приходом к власти председателя КНР Си Цзиньпина. Оба эти человека, несмотря на совершенно разные характеры, пообещали снова сделать свои страны великими, разрушив либеральный мировой порядок. Это должно насторожить аналитиков в том отношении, что ни одна из этих стран не понесет ответственности за гибель этого порядка. Трамп все еще может шокировать многих в Вашингтоне, и он, несомненно, обладает противоречивым политическим лицом. Но его внешняя политика является предсказуемым продуктом сил с глубокими независимыми интересами.
Авторы статьи: Эндрю Байерс, Рандалл Швеллер (Andrew Byers, Randall Schweller)